Как на удочку вербовщиков попадаются не только юноши, но и девушки и потерявшие мужей вдовы? В чем польза встречи школьников с осужденным экстремистом? Почему угрозы родителей в адрес детей могут повлечь обратный эффект? Об рассказал  эксперт проекта «Открытый диалог» Омар Абакаров.

— Омар, давайте сразу начнем с острой ситуации. Представим, что отец обнаружил у своего сына устойчивый интерес к экстремистским сайтам. Самого страшного еще не случилось, за оружие сын не взялся, из дома не ушел, но дело вроде как идет к этому…

Как отцу реагировать? Наорать на сына? Строго наказать его? Запереть дома, отнять все средства связи с интернетом? Пригрозить позвонить в полицию?

— Начну чуть издалека. Первый общий совет, который хотелось бы дать всем отцам, как настоящим, так и будущим: не воспитывайте своих детей так, как воспитывали вас. Это слова двоюродного брата Пророка (мир ему и благословение Аллаха) Али бин Аби Талиба.

Эти слова имеют огромную мудрость. Методика воспитания наших детей должна быть не шаблонной, а индивидуальной. Люди – разные: то, что подходит условному Зауру, совсем не годится для Мурада.

Поэтому нужно знать своих подопечных, тем более родных детей. Знать их особенности, знать их, как у нас говорят, «хасият», то есть характер, знать их сильные и слабые стороны. Кому-то будет полезно строгое замечание, а с кем-то нужно поговорить спокойно, мягко, аккуратно…

И чтобы вот так разбираться, чтобы знать и глубоко понимать своих детей, нужно, конечно, много с ними общаться, быть в близких отношениях с ними, а не безразличным к их жизни и к их интересам.

Теперь непосредственно ответ на ваш вопрос. Итак, чей-то сын проявляет интерес к террористическим ресурсам… Отцу нужно обязательно показать то, что террористы сами о себе не сообщают. Показать их жестокость, показать их чудовищные деяния, показать сообщения об их многочисленных жертвах.

Если сын религиозен, нужно познакомить его с оценками уважаемых и авторитетных исламских ученых (в том числе международных) с острой критикой этой террористической организации. Нужно доходчиво, разными способами, показывать сыну, что злодеяния этих экстремистов – это не героизм и не подвиги.

Чего бы я НЕ рекомендовал – так это применение к сыну насилия, угроз и так далее. Тут серьезный риск, что после этого сын затаит вражду, злобу на отцу, вообще перестанет делиться с родителями своими мыслями, вопросами, сомнениями, — и родители, так сказать, потеряют контакт с ним.

— Есть ли на языке экспертов сегодня понятие «зона риска»? Иными словами, юноши из каких семей, из какой среды находятся под прицелом особенно пристального внимания вербовщиков? За кем они больше охотятся?

— Нет какой-то особой социальной группы: мол, только отсюда экстремисты черпают для себя исполнителей, а больше никто их интересует. Нет такой группы.

И, кстати, почему только юноши? Девушки, женщины тоже весьма активно разрабатываются этими людьми. Например, вдовы. Или женщины, потерявшие интерес к семейной жизни, мало общающиеся с родственниками, – и вербовщик, общение с ним, подчинение ему как бы заменяет ей «вкус жизни», наполняет ее день интересными событиями и впечатлениями.

Похожая ситуация с юношей, потерявшим отца. Пропагандист экстремизма становится для него этаким новым авторитетом – и он, вербовщик, страстно стремится завоевать доверие юноши.

Приемов много. Экстремисты сами не сидят сложа руки, они проходят подготовку, они изобретают новые методы. Например, они изучают Конституцию и законы РФ, чтобы понять, как обходить их. На первых порах простой человек может вообще не разглядеть в вербовщиках экстремистов и террористов, он увидит лишь человека, который ведет с ним вежливую беседу и с которым очень интересно общаться!

Так что самые разные люди, из различных социальных групп могут попасть в зону их прицела.

— Кстати, лично вы, Омар, поддерживаете установление родителями программ слежения на телефонах сыновей? Имеется в виду с целью родительского контроля: чтобы тайно быть полностью в курсе контактов и переписок сына…

— Родительский контроль должен быть всегда, в разумных, конечно, рамках. Самый надежный вариант: чтобы сын сам был вашим единомышленником, чтобы он сам понимал, как опасны экстремисты и террористы, – и потому от них следует держаться подальше. Его нужно лишь обучить различать полезные и вредные ресурсы, а в сомнительных случаях спрашивать у родителей совета.

В то же время шариат (исламское право) запрещает вторгаться в личную жизнь даже своего ребенка, без дозволения следить за его переписками и вести прочую слежку. Если нет причин, не нужно вызывать у своего ребенка мысли о том, что ему не доверяют собственные родители.

— Уголовный кодекс РФ рассматривает как преступление «публичные призывы к осуществлению террористической деятельности, публичное оправдание терроризма или пропаганду терроризма».

Умар, а понимают ли наши молодые земляки, что даже короткое видео (или, к примеру, песня, признанная экстремистской) может доставить им очень большие проблемы при размещении ее на своих страницах в соцсетях? Известны ли вам такие ситуации?

— Это в самом деле острая проблема. Она связана с неосведомленностью молодежи о содержании реестра с запрещенным контентом. Такие публикации запрещены к репосту, нельзя их выкладывать на своей странице, нельзя показывать группе друзей на улице, а уж тем более агитировать за них.

Речь в таких случаях может идти об уголовной ответственности, в том числе с весьма серьезными наказаниями в виде лишения свободы.

Почему молодые люди не знают и не осведомлены – это, конечно, вопрос и к ним самим. Порой человек ежедневно пропускает через себя огромные потоки информации (через свой смартфон), в том числе информации бесполезной и вредной, а о необходимых вещах понятия не имеет.

Признаюсь, я сам лишь отрывочно знал тему запрещенных материалов – пока не стал участником мероприятий, совместно организованных муфтиятом, координационным центром ДГУ, центром противодействия экстремизму (ЦПЭ МВД) и миннацем. И вот там из уст сотрудника ЦПЭ прозвучала информация о больших объемах запрещенных к распространению материалов.

К примеру, вы не замечали значок с питбулем (иллюстрация черно-белого цвета или еще каких-то цветов) на некоторых автомобилях? Так вот, этот символ тоже запрещен решением суда в одном из субъектов Российской Федерации (а такие решения приобретают силу на всей территории страны). Этой символикой пользовались представители нацистской группировки, ставящие задачи «очистить» Россию от представителей кавказских национальностей.

Да и песня может быть включена в список запрещенных материалов. А молодой человек, не подозревая об этом, едет в своем автомобиле, из салона которого на всю улицу звучит такая песня. То есть он уже нарушает закон – как и другой юноша, выложивший эту песню на своей странице.

— Насколько я знаю, Омар, вы со своими выступлениями бывали не только в стенах учебных заведений?

— Совсем не только. Диапазон нашей аудитории очень широк: допустим, вчера мы общались с медиками, сегодня – с персоналом ресторана, а завтра у нас запланирована поездка на завод утром и в реабилитационный центр вечером.

Таких встреч и выступлений только в течение дня может быть несколько. За четыре прошедших года количество акций, в которых я принял участие, перевалило за тысячу. Сюда я включаю совместную работу с миннацем, минздравом, МВД и т.д. (включая проблему наркомании, ею мы тоже занимаемся).

— Как считаете, Омар, полезно ли пригласить на такую встречу с молодежной аудиторией человека, который сам был причастен к экстремистской деятельности, но впоследствии отказался от радикальных позиций?

— Конечно, это был бы наглядный пример, сколько невзгод обрушилось на человека, примкнувшего к экстремистам: объявление в розыск, жизнь в бегах, далекая от комфорта, арест, долгие допросы, суд, лишение свободы, разлука с родными и друзьями…

Пусть именно он расскажет молодым слушателям, каково это — оказаться в такой беде…

И знаете, это реальный опыт в некоторых зарубежных странах. Там школьников и студентов различного возраста приглашают на визиты в тюрьмы, в места лишения свободы, где отбывают срок осужденные. И дают им возможность пообщаться с заключенными.

Так что я горячий сторонник таких методов. Пусть в наших условиях это будет не поездка детей в тюрьму, а наоборот, визит уже освободившегося человека в школу или вуз. Ведь этот уже отсидевший экстремист побывал там, куда, возможно, делает свои первые шаги школьник или студент, находящийся в актовом зале и напряженно слушающий его рассказ.

Может быть, этот учащийся прямо там, на встрече, не пересмотрит все свои потихоньку складывающиеся радикальные взгляды, но он хотя бы насторожится. Он воочию увидит, к чему могут привести его нынешние интересы. Причем он увидит человека, который в результате своих экстремистских «увлечений» угодил за решетку и который теперь раскаивается в содеянном.

Рассказ этого уже бывшего экстремиста может содержать ответы на вопросы, которые прямо сейчас волнуют и беспокоят сидящего в зале юношу. И эти ответы, возможно, для юноши прозвучат очень убедительно – потому что дотюремная жизнь этого экс-радикала чем-то весьма похожа на его собственную…

Наша справка

Абакаров Омар Даудович

Родился в 1992 году в Махачкале. Окончил Дагестанский исламский университет и Дагестанский гуманитарный институт (факультет – «бухучет и аудит»).

Работал имамом в мечети. В настоящее время — сотрудник отдела просвещения муфтията Дагестана.