Осужденная за пособничество террористам – о своей жизни после освобождения

 Как проходит после освобождения адаптация Патимат Насибовой, отбывшей срок за пособничество террористам

В детстве Патимат мечтала стать врачом и грезила белым халатом. Но в семье решили, что пять классов образования для девочки – более чем достаточно. Она рано вышла замуж, родила троих мальчиков. Брак распался. После развода Патимат делала ремонт и готовилась к переезду в дом, доставшийся от родственников. В нем вскоре прошла спецоперация по ликвидации террористов, и дом до основания был уничтожен. А сама Патимат осуждена за пособничество на два года лишения свободы. В 2016 году женщина вернулась домой в родной Кироваул, она понемногу налаживает жизнь, воспитывая сыновей и ухаживая за мамой.

Мама, Хадижат, – очень статная, крепкая женщина, – вступает с нами в диалог и начинает его с подарков: «Вот эти носки дам… Белые они любят – молодежь. Вот возьми… Бисмиллах».

Носков здесь много. Целая гора. Патимат их продает – и зарабатывает на жизнь. В помещении, где мы находимся, она планировала открыть цех по пошиву постельного белья, но швейные машинки – удовольствие дорогое, и она подала документы на грант, который, к сожалению, не выиграла. Сейчас там в куче лежат разные носки, под потолком протянута проволока, на которой висит одежда, – это все сестра из Турции отправила на продажу, чтобы хоть как-то поддержать ее.

– Это ваш основной заработок?

– Сейчас – да, а раньше ходила ремонты делала. На «Ютубе» ролики смотрела и выучилась ставить плинтусы, делать шпатлевку, обои клеила, ламинат укладывала. Грыжа позвоночная вышла, и теперь уже не могу такую тяжелую работу делать. Вот турник купила – говорят же, что это лучшее средство от грыжи, но пока не повесила, – улыбается Патимат.

О прошлом она говорит не с ненавистью, скорее, с принятием. Но ни с кем из тех, кто отбывал с ней срок в Мордовии, ей связываться не хочется, несмотря на наличие номеров в телефоне. Лишь об одной женщине – Ирине – Патимат говорит: «Она много в своей жизни повидала. Очень хороший человек была. Она тоже верила в Бога, как я. Просто она христианка, а я – мусульманка. Мы подружились с ней очень, поддерживали друг друга».

Ирина даже написала стихотворение для дагестанской подруги. Его Патимат хранит до сих пор: «Смотрите, написала для меня».

– О чем вы больше всего тосковали, находясь там?

– Я вспоминала маму. Особенно в момент, когда меня забирали. О детях думала. Я и раньше маме не грубила, а сейчас вообще обижать не могу. Ценить все стала.

– А чего вы сейчас больше всего хотите?

– Хочу вот это дело свое начать. У меня уже есть те, кто будет тут работать, место я подготовила, но машинки не могу купить. В другой комнате есть у меня несколько, но это для начинающих. Они так медленно шьют, что я засыпаю за ними. Кредит брать не могу, грант не дали, вот и стоит все.

– Шить вас мама учила?

– Откуда! У моей мамы швейная машина была, и она нам говорила: «Не трогайте мою машинку. Когда вы ее трогаете, она меня мучает!» И как только она выходила из комнаты, я – бегом к машинке.

В колонии Патимат научилась скоростному шитью. Там они шили спецодежду для строителей и работников МЧС. Ей было легко, потому что она изначально владела азами шитья.

– Кем хотят стать ваши дети? Какие у них цели?

– У меня три сына – 20, 16 и 13 лет. Младшему нравятся большие дома, машины эти красивые, БМВ, что ли. Я ему сказала: если тебе нравится все это, то ты должен стать зубником, – смеется. – Я это дать не могу, поэтому должен сам. Среднему нравится футбол. Говорит, что в Махачкале есть место, где учат, и туда хочет. Старший поехал учить Коран, чтобы тут по селу детей учить хотя бы, но мечтает стать тренером. Ему нравится Хабиб Нурмагомедов, так же хочет. Я ему говорю: «Чтобы этим заниматься, ты должен быть шустрым, как я хотя бы, а ты спокойный». У меня дети вообще очень спокойные, никогда не помню, чтобы они дрались.

После освобождения из колонии суд назначил Насибовой административный надзор на три года. Первую субботу каждого месяца она должна отмечаться у участкового в подтверждение того, что она никуда не уехала. Она не имеет права выходить из дому после 22:00, и это может проверить участковый в любой момент.

– У меня такая радость была, что надзор заканчивается. В тот день такая счастливая была, последний раз иду, думала. А там мне говорят, что продлили еще на четыре года. Зачем продлили, тоже не знаю.

– После освобождения вас посещала мысль переехать куда-нибудь и начать жизнь заново?

– Куда я уеду? Тут я родилась, тут выросла, тут мое все. Поеду к сестре, а там что буду делать? Ни языка не знаю, ни работы нет. Просто сидеть с детьми и пенсию получать же не дело. У меня очень хорошие отношения с односельчанами, соседями, и я не смогу это бросить. И кто знает, может, у меня получится запустить свой цех. Буду шить качественное постельное белье, одежду. Может, и обучать девочек шитью получится, если будет достаточно машинок. И сама буду работать, и другим помогу с работой.